расспрашивать, как выздоровел. Он им все и поведал. Купил себе Илья жеребеночка самого немудрого — бурого, косматого. Кормил его пшеном белояровым, поил свежей ключевой водой и все делал, как повелели старцы-калики. А как вырос жеребеночек в коня могучего, накинул на него уздечку Илья Муромец, оседлал и попрощался с отцом-матерью. Поскакал его конь. Бежит, как сокол летит, реки и озера в один прыжок перемахивает, хвостом поля подметает.
Ездил Илья Муромец по городам и весям, а весть о нем впереди бежала. Много подвигов он совершил во славу земли русской и силы своей богатырской. Подъехал к городу Чернигову и спрашивает:
— А укажите мне, добрые жители черниговские, дорожку прямоезжую.
Те ему в ответ:
— Прямоезжая дорожка деревьями завалена, заросла она, замуравела густой травой. Давно уже пеший по ней не хаживал, на добром коне никто не езживал. Там у грязи черной, у березы кривой, у самой речки Смородинки свил себе гнездо на двенадцати дубах Соловей-разбойник. Свищет он по-змеиному, рычит по-звериному. От крика его трава-мурава завивается, цветы лазоревые осыпаются, темные леса к земле преклоняются, а люди замертво валятся. Но есть дорога окольная. Прямоезжей — пятьсот верст, а окольной — тысяча.
Усмехнулся Илья Муромец и отправился дорогой прямоезжей. Добрый конь его горы перескакивает, с холма на холм перелетывает, мелкие речки и озера одним махом берет. Скачет выше дерева стоячего, чуть пониже облака ходячего. Под копытами его колодцы открываются, водой наливаются. Подъехал он к речке Смородинке, а Соловей-разбойник как засвищет, как зашипит по-змеиному, заревет по-звериному. Добрый конь Ильи Муромца стал спотыкаться да пятиться. Прикрикнул на него богатырь Илья Муромец:
— Что о корни спотыкаешься, о валежины запинаешься? Не слыхал разве посвисту змеиного, покрику звериного?
Поднял богатырь свой тугой лук, натянул шелковую тетиву, наложил каленую стрелу и пустил ее в Соловья-разбойника. Полетела стрела быстрее птицы поднебесной и попала Соловью-разбойнику в правый глаз, а вылетела в левое ухо. Рухнул с дуба, будто соломенный сноп, Соловей-разбойник. Илья-богатырь взял его за космы желтые, привязал к левому стремени булатному. Левой рукой коня ведет, правой дубы рвет, мосты через реки мостит и приговаривает:
— Сидел ты, птица-разбойник, на гнездышке, на двенадцати дубах, сидел ровно тридцать лет, да не встречал, не видел еще такого молодца.
Соловей искоса на Илью поглядывает, помалкивает и думает себе: «Попал я в крепкие руки, теперь не вывернуться, не уйти мне».
Подъехал Илья Муромец к усадьбе Соловья-разбойника. А у того двор на семь верст раскинулся, дом стоит на семи столбах. Вокруг булатный тын. Посреди гостевой двор и три златоверхих терема, крыльцо в крыльцо, конек в конек. Насажены сады зеленые, цветут цветы лазоревые. Из окошек, резными ставенками и узорчатыми косяками украшенных, выглядывают три дочери Соловья-разбойника.
Старшая кричит:
— Едет наш батюшка чистым полем да везет мужичище-деревенщину!
Поглядела другая дочь:
— Едет наш батюшка на добром коне, а к правому стремени мужичище-деревенщина приторочен!
А третья, самая младшая, разглядела:
— Едет мужичище-деревенщина на добром коне. У булатного стремени наш батюшка прикованный!
Выскочила она на широкий двор, схватила подпорку подворотную чугунную в девяносто пудов, размахнулась, хотела ударить, да Илья Муромец увернулся уверткой богатырской и так пнул ее, что улетела дочь Соловья-разбойника под тын булатный. Там и затихла.
Выскочили на порог ее сестры, стали сулить Илье за отца казну несчетную. Обещали ему дождевых коров, золотых бычков, чистого серебра и мелкого скатного жемчуга столько, сколько может он увезти на добром коне, унести на плечах богатырских. Но не отдал он им злого их батюшку Соловья-разбойника.
— Хватит ему, — говорит, — на дубу сидеть, да посвистывать, да порыкивать, добрым людям загораживать дорогу прямоезжую.
Садко и гусли его волшебные
В славном Новгороде жил Садко. Не был он богатырем. Но слава о нем по всей земле русской шла. Потому как был он великим гусельщиком. Ходил Садко по честным пирам, потешал купцов, бояр да простой люд.
И вот как-то пришел он на Ильмень-озеро, сел на синь-горюч камень и начал играть в гусли яровчатые. Волшебные то были гусельки, всякого плясать заставляли. И от песни Садко ноги сами в пляс пускались:
— Из-под белой березы
Бежит речка невеличка,
Бежит речка невеличка,
Вода ключевая.
Как по этой быстрой речке,
Как по этой быстрой речке
Плывет селезенко,
Плывет селезенко…
Играл Садко весь день с утра до вечера. А к вечеру озеро расходилось, волна с песком смешалась. И тут вышел из озера царь Морской. Борода зеленая, с нее вода струится. Кудри волнами на плечи ложатся. Голос гулкий. И говорит царь Морской:
— Благодарю тебя, Садко новгородский! Потешил меня. Был у нас в подводном царстве пир честной, развеселил ты моих любезных гостей. За то пожалую тебя благодарностью. Завтра как позовут на пир или свадебку, как станут вино пить да похваляться, ты и скажи: «Знаю я, что есть в Ильмень-озере рыба — золотое перо». Закладывай свою голову за все лавки в гостином двору.
Сказал и сгинул. Только круги по воде пошли. А Садко так и сделал по слову царя Морского. Заспорил с купцами, и заложили они лавки с дорогими товарами. Сплел Садко невод шелковый, закинул его в озеро и добыл рыбку — золотое перо. Нечего делать, отдали купцы проспоренное. И стал Садко богатым гостем.
Ездил теперь он торговать по разным местам, селам и городам. Выстроил себе палаты белокаменные, изукрасил их изразцами муравлеными. Потом построил тридцать кораблей и отправился торговать за сине море.
Вышел он в сине море, а тут поднялся ветер. Паруса рвет. Волна корабли захлестывает, мачты ломает. И вдруг посреди моря в разгар бури стали корабли на месте, будто приклеенные. Не идут, не движутся. И тут догадался Садко, что с ними приключилось.
— Сколько по морю ни ходили, а Морскому царю дани не плачивали, — сказал он.
Бросили они жемчуг скатный. Градом сыпался жемчуг в волны морские. Не помогло. Золото выбросили. Проглотила волна золотые слитки. И опять не хочет смириться сине море. Бьет и бьет волной. Паруса гудят, а корабли с места не двинутся. Тогда приказал Садко спустить на воду доску дубовую. Лег он на нее и поплыл в открытое море. Никакого богатства не взял с собой, а только любимые гусли яровчатые.
Тут же море успокоилось. Уплыли корабли. Волна Садко легонько укачивает, ветерок овевает, солнышко печет. Он и
